Россия, кровью умытая (сборник) - Страница 80

Копыто искры высекало. Глаз легче птицы голодной. Глаз хватал и тряс каждый куст. Ухо на взводе.

Стороной миновали Уланову будку, последний пост стражи кордонной. Дальше – свои земли. Попридержали коней на шаг.

Илько – керченский рыбачок. Фенька – совсем еще девчонка, залетевшая в Крым с полком волжских партизан. Отступление, плен, бегство из плена, и вот она в горах, в отряде зеленых, где судьба и свела их с Илько. Отряд почти целиком погиб в каменоломнях. Лишь немногим зеленцам удалось уйти под Чатырдаг, Бахчисарай, Байдары. Илько с Фенькой, по поручению партийного комитета, пробирались на Черноморье для связи с черноморскими партизанами.

Провожал их зеленец Гришка Тяптя – парень оторви да брось. Английская шинель небрежно накинута на одно плечо и надета в один левый рукав, а правая – свободная рука – всегда готова потянуть из ножен клинок, вскинуть маузер или метнуть гранату. Крытая синим бархатом кубанка была небрежно сдвинута на облупившийся нос. Плетью сшибал Тяптя сухие сучки, соколиным глазом зорко зырил по сторонам, слова накалывал редко и нехотя – разговаривали за Гришку руки, ноги, чмок, фык, сап, марг, плевки:

– Бра зна?.. Ууу, цццц… Черно… Пуп-пух. Та-тата-та-та-та… Ммм… Карамара… Ку-гу? В станицу. Ку-гу? Пакеты везу… Як зарикотили, зарикотили… Ээээ, чертяки. Кыш. Фу. Шо тамочко було… ыыы, цццц, ху-ху-ху… Хиба ж ты не зна Хведьку Горобця?

Последнюю весть о Горобце Тяптя подал так: кулак с выкинутым пальцем (револьвер) сунул себе под нос, понимай – Горобца застопали; перед глазами пальцы крест-накрест – Горобец за решеткой; оскаленные зубы – Горобец в контрразведке; плачущего Горобца две руки хлещут со щеки на щеку и – пальцем вокруг шеи, багровая страшная рожа с высунутым языком – Горобец повешен.

Ехали дружки рядом, лука к луке, разговаривали.

Фенька раскачивалась в седле, на дружков веселая поглядывала. Портянка выбилась из ее сапога, трепалась портянка озорным собачьим ухом. В ветре играла ее рыжая вихрастая голова, смеялось широкое, захватанное солнечными пятнами лицо.

– Илько, – позвала она.

Поотстал Илько от Гришки, пересказал.

– Зелеными забиты все горы – от Тамани до Грузии, через Обшад и Красную поляну до Кабарды. Кругом бои, налеты на станицы и города, развеселое житье.

Тропа потекла в лощину.

– Стой! – окрик. Мшелый камень по-над дорогой скалился дулами.

В кустах мелькнула шапка, другая.

Гришка переливчато засвистал и проехал вперед.

Из-за камня вышли трое. Ободранные винтовки приняли на ремень. В обветренных лицах прыгали белки, скалились зубы.

– Грицко, тютюну немае?

– Е.

Косятся на Феньку.

– С городу?

– Ни.

– Чи с камышей?

– Ыыыыыы, бра, ха, ууу…

Кони не стояли.

– Чч.

Взяли последний перевал и на рысях стали спускаться в широкую балку.

Лагерь зеленых. В пролете гор – далеко море. Шалаши, землянка. Дымила походная кухня. Одеты по-зимнему, но легко. Оборваны. Трофим Кулик собирает пулемет:

– …замок – боевая личинка, замочный и подъемный рычаги, верхний спуск, ударник, лодыжка, нижний спуск и боевая пружина… Перекос патрона – лента продергивается влево, рукоятка осаживается до места. А главное для пулеметчика в боевой обстановке – вот тут закрутить гайку потуже. – И он шлепнул Петьку по заду.

Петька неуверенно трогал части пулемета…

– А как такое, дяденька, стрелять по невидимой цели?

– Сперва научись попадать в стенку, а там дело покажет. При стрельбе пальцем дула не затыкай и в дуло не заглядывай.

В землянке начальник отряда Александр с завхозом играли в шашки.

– Здорово, братва, – приветствовала Фенька партизан и спрыгнула с седла.

Пока Фенька угощала людей крымским табаком, пока Илько привязывал лошадей, Тяптя уже докладывал начальнику:

– Честь имею явиться.

– Кто приехал? – спросил Александр.

– Да Илько Валет… Ммм… С ним такая девочка подпольная, губы бантиком, нос конфоркой… Чччч… Ячеку хотит организовать, щоб було у нас, як в Москве, а сама в штанах… Уууу… Ффффф… – И, сплюнув, уселся Гришка на зарядный ящик.

Завхоз подсек сразу четырех. Александр не захотел больше играть, смахнул белые и черные хлебные корки, а шашельницу – надвое об острую завхозовскую голову.

– Жулик ты, захвост, прожженный жулик… Давно тебя повесить собираюсь, да все забываю.

– Кхе, шутить изволите.

Вошли Илько с Фенькой.

Рука у Александра горячая, плотная рука, как фунтовый карась. Рябоватое лицо подобрано, сухо, печаль и усталость на лице.

– Кыш!

Завхоз и Гришка убрались.

Стол забутыливал нач – хотя какой же там стол? – пенек, понятно; тяжелым взглядом раскубривал Феньку, в бумажку и не заглянул, что бумажка… Пахло в землянке шинельной прелью, земляной мякотью.

– Чего привезли? – спросил Александр.

– Походную типографию.

– Молодцы.

– Рады стараться! – шутливо отозвался Илько и рассказал о разгроме керченской группы зеленых.

Сразу давай дело мять, топтать:

В новороссийской тюрьме полтыщи товарищей.

Их ждет яма.

Они ждут спасения.

Нужен налет.

Подготовку налета вел городской подпольный комитет.

Сгорел подпольный комитет, четвертый по счету.

Александр вызвал в землянку ротных командиров, на преданность которых надеялся, как на верный бой своих наганов, и сказал:

– Каждый час и каждую минуту судьба грозит нам черной гибелью. Заройся ты в море, поднимись под облака, твоя судьба настигнет тебя. Все ли мы с охотой пойдем навстречу судьбе своей?

– Какой разговор…

– Загремим…

Ротный Чумаченко, недавно убежавший из-под расстрела, подклинил: