Россия, кровью умытая (сборник) - Страница 116

• Предыдущая
• 116 / 128
• Следующая

Кучка деревенских парней, во главе с Митькой Кольцовым, как бешеные проскакали по перрону, стреляя безостановочно и на все стороны.

Тогда сотни рук, в едином стремлении сдвинуть хлебный состав с места, вцепились в ребра теплушек, многие плечи подперли каждый выступ вагона, и железный конь, почуяв подмогу, фыркнул и медленно, через силу, потащил за собой состав…

У Павла в груди, ровно челнок, ходило взволнованное сердце, когда прямо перед собой, во втором этаже вокзала за тюлевой занавеской, как в дыму, он разглядел красную фуражку начальника станции и наведенное на него, Павла, дуло ружья… Не успел поднять кольта. За грохотом выстрела не слышал звона разбитого стекла.

Хлебный маршрут, прибавляя гулкий шаг, уходил на север. На крыше одной из теплушек, раскинув ноги в порыжелых сапогах, лежал председатель Клюквинского укома – скупо стонал и все пытался приподняться на локтях, чтобы глянуть туда, в снежные поля…

Город колотила лихорадка.

Шайки восстанцев и вооруженных чем попало обывателей мыкались по улицам, вылавливали по дворам не успевших отступить красноармейцев, из домов вытаскивали коммунистов. Там и сям валялись раздетые до нижнего белья убитые, вокруг них собирались кучки злорадов и любопытов.

На площади – молебен.

После молебна перед многотысячной толпой сельчан и горожан выступали с речами Борис Павлович и бывший председатель уездной управы; говорили отощавший купец Дудкин и рядовые повстанцы; потешил народ своим косноязычием столяр Митрохин; учитель гимназии Аполлинарий Кошечкин, волнуясь и нервно потирая руки, заговорил было: «Пришла пора, восстал народ», – но в это время на площадь с гиком вылетели вернувшиеся с вокзала три конные сотни.

– Ура… Ура-а-а…

Высоко над толпой взлетали шапки.

С трибуны, подбоченившись и картинно опираясь на эфес шашки, говорил уже Митька Кольцов:

– Друзья мобилизованные, пора проснуться, открыть глаза и крикнуть: долой паразитов трудового народа!.. С нынешнего дня своим приказом я временно отменяю советскую власть… И вам, граждане городские жители, довольно спать, пора проснуться и открыть свои глаза! Прошу вас, все, как один, присоединяйтесь к народной армии… В нашем штабе получена верная телеграмма: в Елабуге – восстанье, в Москве – восстанье, по всей Симбирской губернии – восстанье, в Саратове – восстанье… На лодке вода и под лодкой вода, дрожит вся Расея!.. Друзья мобилизованные, довольно спать, пора проснуться… Из Петрограда нам везут тридцать тысяч винтовок… Смерть тиранистам, паразитам трудового класса! Да здравствуют большевики и весь простой народ! Долой поганые Советы! Да здравствует Учредительное собранье!..

Из города на все стороны двинулись обозы с мануфактурой, кожами, железом и всякой всячиной. По дорогам на обозы нападали шайки дезертиров и грабили их.

В деревнях молились бабы.

Из далеких больших городов, встречь хлебным маршрутам, в дребезжащих теплушках катили красные полки. На грязных вокзальных стенах, под ветром, трепетали обрывки плакатов, газет с приказами и призывами революции.

Под Клюквином

ударились.

Город подмял кулацкую деревню [6] , соломенная сила рухнула…

Восстанцы, бросая по дорогам вилы, пики, ружья, на все стороны бежали, скакали и ползли, страшные и дикие, как с Мамаева побоища…

Страна родная… Дым, огонь – конца-краю нет!

...

[ 1920–1936 ]

«Россия, кровью умытая» Артема Веселого По материалам личного архива писателя

С весны 1917 года занимаюсь революцией. С 1920 года – писательством.

Артем Веселый

...

На армию навалилась вошь,

армия гибла.

Хлестала осень дождями, свинцом и кровью.

Неубранные хлеба била птица, вытаптывала конница. Над Кубанью, Тереком и Ставропольем реяли огненные знамена пожаров: красные жгли станицы восставших казаков, белые громили мужичьи села и рабочие слободки.

Накрывали холода, по утрам прихватывали заморозки. Бойцы были раздеты и разуты.

По одним путям, по одним дорогам с армией ползла тифозная вошь. Здоровые еще кое-как отбивались от вошвы, больные не могли.

Минеральные воды,

Пятигорск,

Владикавказ,

Грозный,

Святой Крест,

Моздок,

Нальчик…

Живые долго будут хранить в памяти эти кровавые вехи.

По всем городам, селам и станицам бросались на произвол судьбы тысячи и тысячи хворых и раненых.

У дверей лазаретов стояли часовые, которым было приказано никого из помещений не выпускать.

Забегали прощаться.

– Товарищи! Дорогие товарищи, не волнуйся! Мы отступаем дня на три и опять вернемся…

– Врешь, серый!

– Завели нас и продали.

– Кадеты всех порубят.

– Не тронут… Увечного не посмеют тронуть.

– Да, лежал бы ты на моем месте с пулею в груди, не то бы вяче́л.

– Ожидайте, скоро вернемся.

– Кого и чего ждать?.. Палача с веревкой?

– Одежи нет, лошадей нет, обозы рассыпались какой куда, мосты в тылах порваны, в тылу восстанья, кормить вас нечем, самим жрать нечего. В дороге всем вам, калекам, верная гибель.

– Все равно пропадать… Братва, собирайся!

– Бей телеграмму Ленину…

– Братцы, не покидайте! – рыдания. – Вместе воевали, вместе и умирать будем.

– Прощай, станишники… Прощай, друзья…

Стоны,

крики,

последние объятья.

Отец заживо расставался с сыном, брат с братом и товарищ с товарищем.